Фестиваль изустного кино прошел в культурном центре Inkonst города Мальмё (Швеция). В нем приняли участие белорусские и шведские писатели, поэты, художники и музыканты.

Мероприятие было организовано издательством "Рамус" (Швеция), специализирующимся на выпуске переводной литературы, и центром Inkonst при поддержке Шведского института, отдела культуры муниципалитета Мальмё и при содействии Отделения в Минске посольства Швеции в Москве.

Шведская критика высоко оценила этот фестиваль. В частности, в статье "Безграничная креативность", опубликованной в одной из влиятельных газет страны, изустному кино было предсказано блестящее будущее. А известная шведская поэтесса, критик, литературный редактор самой многотиражной шведской газеты Aftonbladet Енни Тунедаль в интервью Белорусской службе "Радио Швеция" охарактеризовала изустное кино как "своеобразный жанр, связанный с устной традицией и памятью, с возможностью проявлять образы одной лишь силой слова, причем сила этого слова должна быть такой, чтобы остальные люди увидели те картины, которые до этого существовали только в твоей голове...".

О прошедшем фестивале, истории создания и развитии изустного кино, а также о белорусском альтернативном искусстве рассказывает один из участников мероприятия, лидер группы Drum Ecstasy Филипп Чмырь.

— В Мальмё было показано восемь работ, по четыре от каждой страны. С белорусской стороны были представлены фильм Дмитрия Плакса о начале работы арт-группы "Белорусский климат", материалы для которого были собраны из частных архивов; фильм "Монжуа", который мы сделали вместе с Евгением Юновым около 20 лет назад. Дмитрий Строцев показал "восстановленную копию" фильма "Медведь и Оха"; Игорь Корзун демонстрировал свой фильм "Герой", который раньше назывался "Неўмiручы".

Фильмы сопровождались субтитрами. Нашими "шведскими субтитрами" был Дмитрий Плакс, который переводил звучавшие на сцене монологи, диалоги и авторские тексты на шведский язык.

Шведские фильмы больше напоминали литературные чтения. Потому что, во-первых, "съемками" занимались шведские писатели, а во-вторых, на момент подготовки к фестивалю они не совсем представляли, как показывается изустное кино. Но, как бы то ни было, первые шведские фильмы уже есть.

Мы получили хорошие отзывы, и есть планы организовать показ фильмов в Стокгольме на экспериментальной сцене Королевского драматического театра "Эльверкет" осенью этого года.

— Филипп, почему вы говорите о съемках и показе фильмов, хотя, по сути, изустное кино — это жанр, балансирующий на грани перформанса и литературы, где человек со сцены рассказывает зрителям сюжет придуманного им фильма, произносит диалоги, описывает спецэффекты и т. д...

— Но в воображении-то фильм снят? Снят! А кино именно показывают, а не рассказывают. Вот и все объяснение.

Если рассуждать серьезно (а мы, основатели и классики изустного кино, очень серьезно относимся к созданному нами жанру), то, разумеется, следует иметь в виду, что в употреблении таких терминов, как "съемки", "показ", "прокатная копия", есть элемент условности. В данном случае нет привычного экрана, на котором демонстрируется фильм, снятый на кинопленку. Кинокартина придумывается от начала до конца, но последующего процесса съемки как такового нет. Главное — донести до зрителей то, что придумано, причем таким образом, чтобы в их воображении эта картина тоже появилась, как после просмотра обычного фильма.

Снять фильм в тех местах и с теми актерами, которых хотелось бы видеть автору, довольно сложно. А здесь — бездна возможностей: в придуманном, но не снятом на пленку фильме действие может происходить где угодно, могут играть любые актеры и т. д. Например, в фильме "Монжуа" в версии 2008 года, который был показан на фестивале, главную роль "исполняет" Машков.

— Идея родилась около 20 лет назад. Тогда немногие имели видеомагнитофоны, а у нас была возможность смотреть кучу фильмов, которые мы потом пересказывали друзьям. И поэтому навык "рассказывать кино" у нас был. Мы были молодые, кипели идеями, а реализовывать их было невозможно.

Мы с Евгением Юновым придумали (или, как мы теперь говорим, "сняли") фильм "Пояс верности", "показали" его публике, и Строцев сказал, что перенести это на пленку невозможно, он от этого станет хуже. И зачем снимать? Это уже готовое произведение. Ведь есть бумажная архитектура. Так же может быть и изустное кино. И с этого момента все сказали "да, изустное кино должно существовать".

Потом мы с Юновым сделали еще один фильм, потом другие режиссеры стали таким образом "снимать" свои фильмы, а потом мы решили провести фестиваль изустного кино. Первый фестиваль состоялся в подъезде дома по ул. Красноармейской, где, будучи молодым, жил Евгений Юнов. Это старый "сталинский" дом, там очень большие подъезды, и на фестиваль собралось много молодежи. Потом на других площадках проходили фестивали, мы показывали фильмы на выставках, ребята и в Питер ездили.

Сначала "съемками" занимались участники арт-группы "Белорусский климат", это один из ее проектов; позже к нам присоединились и другие "режиссеры". К середине 90-х гг. было сделано уже много фильмов, и на фестивале, организованном галереей Vita Nova, если я правильно помню, в 1994 году, показы шли 8 часов.

Последний фестиваль изустного кино мы провели в 2003 г., приурочив его к 15-летию "Белорусского климата".

— В этом году "Белорусскому климату" исполнится 20 лет. Какие из проектов арт-группы, на ваш взгляд, были наиболее интересными и чем занимаются участники арт-объединения сейчас?

— "Белорусский климат" — это классное объединение. Нам очень повезло, что мы начали работать, когда залы были бесплатными, и мы могли делать выставки, устраивать концерты, проводить перформансы на нормальных площадках. Нам было легко работать, и поэтому мы много сделали и были заметны. Тогда было проще, потому что никто не пытался урвать у тебя — человека, который тратит все свои деньги на какой-нибудь проект, — еще что-то.

Мне кажется, все наши проекты были интересные: и театральные постановки Дмитрия Строцева, в которых играл весь "Белорусский климат", и выставки, например "Конец лета в Месопотамии" в ДК Белсовпрофа, экспозиция в Доме кино, проект "Эфиопка". Правда, "Эфиопка", которую мы делали в частной галерее Дома учителя, закрылась еще до открытия. Это была такая бумажная выставка: мы сделали подвесной потолок и стены из кальки, и в кальке выставлялись работы. Мы много ездили с выставками, были в Дании, Германии, Нидерландах.

Хорошая выставка, на мой взгляд, была в Минске уже после того, как для нас закрылись все залы. В парке им. Горького около первой электростанции мы развесили свои работы (фотография, графика) и "звенелки" из металла на деревьях, на здании электростанции и на ограде, которая ближе к проспекту. Все деревья мы украсили лентами. На открытии было очень много людей, мы сами туда не пошли, наблюдали со стороны.

А потом мы увидели, что на выставку никто уже не ходит, кроме людей, которые выгуливают собак, и тогда мы провели там концерт Drum Ecstasy. Это было в 1994 г., и после этого "концерты под мостом" мы проводили до 2003 г. Борис Штерн работал тогда на "Радио Би-Эй" и давал в прямом эфире информацию о том, что сейчас, через минут двадцать, начинается концерт. И там собирались люди. В последний раз нас задержала милиция, мы дали честное слово, что без разрешения не будем играть, а с разрешением это уже неинтересно. И с тех пор концертов под мостом больше нет. К тому же в тот период был наложен запрет на выступления нашего коллектива.

В 90-е гг. был расцвет альтернативного искусства. Причем белорусское альтернативное искусство сильно отличалось от западного, потому что там оно было связано с некрофилией, готикой, а у нас получалось такое все позитивное. И это было все неофициально и очень свободно. Теперь ситуация не позволяет проявлять такую активность. Для выставки человек должен за бешеные деньги арендовать зал, сделать рекламу и т. д. То есть сейчас заниматься, например, современным изобразительным искусством катастрофически дорого. Тем, кто сейчас работает, просто не повезло.

Нельзя сказать, что "Белорусского климата" сегодня не существует. Например, наша группа Drum Ecstasy — это тоже один из проектов "Белорусского климата". Мы с Александром Кравцовым играли еще в составе группы, которая так и называлась — "Белорусский климат". Просто каждый сейчас за ту работу, которой он занимался в арт-группе на общественных началах, получает деньги. Но, в сущности, мы все занимаемся тем, чем когда-то занимались исключительно на энтузиазме.

— Что интересного, на ваш взгляд, сейчас происходит в белорусском альтернативном искусстве?

— Мне сложно судить. Мы сейчас в тяжелейших условиях находимся. У нас нет клубов, где можно было бы посмотреть выступления музыкальных групп, нет свободных площадок для демонстрации современного искусства. Государство абсолютно четко поняло, что творческая личность опасна. Это же не спортсмен. Спортсмены "зажаты", куда ты денешься от федерации? А художник собрался — и он в Москве, собрался — и что угодно сказал по радио. Его невозможно контролировать. Для проявления такого энтузиазма, который был в 90-е гг., нужна свобода.

Белорусы и рынок

Вернуться в рубрику "Новости" |   Версия для печати