О событиях, происходивших в Минске 70 лет назад в ночь с 29 на 30 октября 1937 года, о репрессиях в Беларуси, их последствиях и необходимости осмысления трагедии 1937 г. корреспондент "БР" беседует с кандидатом исторических наук Игорем Кузнецовым, который много лет исследует тему сталинских репрессий.

— В ночь с 29 на 30 октября в подвалах "американки", тюрьмы НКВД в Минске, были расстреляны более 100 человек, среди которых были известные представители белорусской культуры, науки, государственные деятели, — рассказывает И. Кузнецов. — Я категорически против понятия "элита", когда речь идет о физическом уничтожении людей, потому что перед смертью все равны, и в данном случае жизнь наркома ничем не отличается от жизни колхозника: тот и другой одинаково хотели жить. Но тем не менее ни в одну другую ночь не погибло настолько много людей из числа тех, кого принято относить к цвету нации.

Некоторые из погибших были арестованы за 5-6 часов до расстрела, другие находились под следствием до одного года, причем те, кто был арестован раньше, дали показания на тех, кого арестовали в последние дни месяца.

В связи с этим хочу обратить внимание на один очень важный момент. Во-первых, конечно, не все арестованные давали показания, на основании которых производились новые аресты. А во-вторых, когда мы даем нравственную оценку поступкам людей, давших показания, мы должны понимать, что это было сделано под чудовищными пытками и психологическим воздействием. И пусть каждый из нас представит, смог бы он выдержать хотя бы час таких испытаний, которые многие выдерживали сутками и неделями. Необходимо представить и осознать весь трагизм положения, когда в одной тюрьме в одну ночь оказались и жертвы, и люди, опосредованно ставшие их палачами и также расстрелянные.

— Свидетельских показаний нет. Никто не выжил. Нет ни одного свидетеля, который рассказал бы о событиях той ночи. Единственное, что сохранилось, это списки расстрелянных.

Активные расстрелы начались активно примерно с июля 1937 г. и продолжались до середины 1938 г. Но эта ночь — с 29 на 30 октября — была знаковой. Обратите внимание: это произошло за неделю до 20-й годовщины Великой Октябрьской революции. Уничтожение врагов — чем не подарок органов НКВД к юбилею революции? Я вполне это допускаю.

В Беларуси в зависимости от региона с 1937 г. репрессиям было подвергнуто от 10 до 25% населения.

— Можно ли определить количество жертв репрессий в Беларуси?

— Официально считается, что было репрессировано около 600 тыс. человек. Но я думаю, что сегодня мы не установим точную цифру. Даже если архивы КГБ будут открыты. По моим подсчетам, в архивах КГБ проводилось несколько масштабных чисток при смене руководства.

К тому же в архивных документах может встречаться ложная информация, поскольку репрессии были плановыми мерами, как это ни чудовищно звучит. Определялось, сколько человек по той или иной категории нужно арестовать, сколько — расстрелять. Если в официальной статистике, например, завышались надои молока, то цифры репрессированных, наоборот, занижались. Дело доходило до абсурда. Начальник районного отдела НКВД получает разнарядку расстрелять одного священнослужителя, а у него в районе нет таких. Он звонит своему коллеге в соседний район и говорит: "У тебя еще попы остались? Один или два? Так ты мне дай одного, а я тебе дам по другой категории".

Разве нормальный человек может такое вообразить? Но это же было!

— Зачем надо было уничтожать столько людей? Тем более в 1937 году, после 20 лет существования советской власти?

— У руководства был страх потерять эту власть. Сейчас многие говорят, что Сталин не контролировал ситуацию, что это все действия Ежова. Ничего подобного. Все, что делалось и в НКВД, и в СССР, и в БССР, делалось под контролем ЦК ВКП(б) и Бюро ЦК КП(б)Б, Политбюро и лично Сталина. В государстве диктаторского типа не бывает такой области, о положении дел в которой его руководитель не был бы осведомлен. Поэтому процесс имел плановый, регулируемый характер.

Когда мы говорим о количестве репрессированных, подразумеваем, что речь идет об арестованных и расстрелянных. Но есть десятки форм репрессий против личности, которые внешне выглядят совершенно по-другому. Суть психологических и нравственных репрессий у нас никто еще серьезно не изучал. И сегодня в лучшем случае историки лишь констатируют: вот столько-то было арестовано, столько-то расстреляно, вот одни источники, вот другие... А судьба человека находится вне нашего понимания истории.

Чем отличается принципиально белорусская история от немецкой, допустим? Тем, что во главу угла немецкой истории поставлена судьба конкретной личности. Ее интересует не фашизм как таковой, а влияние фашизма на конкретного человека, который пострадал, который оказался на фронте против своей воли, который погиб на чужой земле и до сих пор не захоронен. История преломляется через судьбу человека.

У нас, выражаясь словами У. Черчилля, "одна смерть — это трагедия, а миллион смертей — это статистика". Так вот, наша история всегда оперировала и оперирует только статистикой. Никогда мы не говорили, что каждый репрессированный — это человек со своей судьбой, что у него была семья, была жизнь, он ее лишился или ему ее искалечили, его дети до сих пор еще ощущают на себе клеймо "врага народа" и т. д. Психологи и другие специалисты в эту проблему еще не погружались. Вот в чем суть. Мы только констатируем, что было.

Более того — те, кто убивал, тоже были жертвами режима. Почему люди становились садистами? Ведь у каждого следователя была возможность попытаться кого-то освободить. Почему они так не делали?

Потому что система требовала, чтобы каждый следователь в день завершал в среднем 7-8 дел. И заранее определялось, сколько человек расстрелять, сколько посадить. Любые попытки нарушить эту разнарядку завершались тем, что следователь оказывался в одном подвале со своими подследственными. То есть он знал, что ему грозит, и поэтому как бы в душе он ни относился к своим подследственным, у него был один выбор — между собственной жизнью и смертью. И в связи с этим возникает вопрос нравственный: мы должны осуждать этих людей?

Конечно, это звучит странно, но, с другой стороны, человек в погонах должен был выполнять приказ. Ему сказали, что перед ним враг народа, что от имени СССР он должен его расстрелять, и он это делал. Разумеется, этим людям не может быть никакого прощения. Им можно только сочувствовать, что они оказались в этой системе, которая вложила оружие в их руки и заставила убивать. Это настолько сложный вопрос — палачи-жертвы! Мы 70 лет не задавали его себе.

— Но ведь у человека был выбор — идти служить в НКВД или нет...

— Не надо преуменьшать действенность советской идеологии. Это сейчас говорят, что никто и 70 лет назад не верил в советскую пропаганду. Верили очень многие. Я сам встречался с людьми, которые прошли через 25 лет советских лагерей, и говорили: "Советская власть не виновата". Выйдя из лагерей, многие даже не таили обиду.

Таков был результат идеологической обработки. Многие из тех, кто уничтожал своих сограждан, искренне верили, что уничтожают активных врагов советской власти, которые мешают строить социализм. К тому же ситуация, в которую они были поставлены, не давала им права выбора. Одни верили и действовали; другие не верили, но все равно вынуждены были действовать.

Это трагедия страны, это трагедия каждого человека, кто попал в НКВД. Одни шли по желанию, других мобилизовали по партийной или комсомольской линии. Сегодня он инженер, завтра — следователь НКВД. Они не имели специальной юридической подготовки. Показательный пример: даже в аппарате НКВД БССР было не более 15% работников с высшим образованием. Остальные — малограмотные и неграмотные люди.

В 1937 г. в стране нагнеталась атмосфера страха и шпиономании: публичные процессы, призывы бороться с врагами народа, — все это способствовало активному доносительству.

И еще один момент. Изучая архивно-следственные дела осужденных, я всегда искал факты сопротивления режиму. Были ли вооруженные выступления в Советском Союзе в период самых массовых репрессий? Были ли реальные контрреволюционные организации, в деятельности которых обвинили миллионы людей?

Нет, не было никакого организованного сопротивления, кроме отдельных групп, не было противостояния репрессиям. В основном было сопротивление на уровне отдельных личностей. Интеллигенция жила сама по себе. А любая власть смотрит на ее реакцию. Арестовали 10 человек — нет реакции, поэтому арестовываем 100 человек, и т. д.

Это страшные страницы нашей истории, которые мы должны знать и которые мы должны осмыслить. Поколение, которое не будет знать свою истинную историю, не будет помнить, что случилось с их предками в 1937 г., не будет ощущать ответственности за то, что было.

Нынешнему поколению с генами передали синдром страха, передали негативный опыт предков, а позитивный опыт в сознании народа отсутствует . Его и не будет, если нет дискуссии, если нет попыток ни в устной, ни в письменной истории осознать, что произошло в стране в эти трагические годы. Как могли допустить такое, чтобы в мирное время миллионы людей были уничтожены физически, погибли в лагерях под знаменем идей строительства светлого будущего? Это ведь феноменальное явление ХХ века.

Сейчас об этом периоде пишут и говорят все меньше . Тема репрессий стала якобы "немодной". А ведь многие сегодня уже не знают правду о том, что же происходило в 1937 г. Одни не знают по должности, другие — по причине отсутствия источников информации, третьи не хотят об этом даже слышать. Но народ, не знающий, не помнящий своей истории, не способен построить нормальное, цивилизованное государство, не способен возродить национальную идею.

Белорусы и рынок

Вернуться в рубрику "Новости" |   Версия для печати