Новости

Есть вопрос, но нет ответа

"Беларусь усё яшчэ знаходзiццаў сiтуацыi адсутнасцi будучынi, прынамсi — пэўнай. З гэтайсiтуацыi шмат чаго вынiкае,але найперш тое, што ў Беларусi(i з Беларуссю) пакуль усё магчыма".

 
Валянцiн Акудовiч, "Код адсутнасцi"
 

Есть люди, считающие, что Французская академия наук, в 1775 году категорически запретившая рассматривать "любые модели так называемых вечных двигателей", некоторым образом затормозила технический прогресс.

 
Константин СКУРАТОВИЧ
 

Но большинство историков полагают, что этот запрет, наоборот, способствовал прогрессу, поскольку уберег изобретателей от многих бесплодных метаний и направил их творческую энергию на освоение более прагматичных проектов.

 

Определенные принципиальные ограничения необходимы в любой сфере человеческой деятельности, если она на самом деле стремится к получению осязаемого результата. Со временем запреты смягчаются и поле поиска расширяется, что неизбежно приводит к результатам, опровергающим прежние, казавшиеся незыблемыми, законы.

 

Применительно к новейшей политической истории Беларуси в роли модели не "так называемого", а безусловно действующего вечного двигателя выступает тезис о кремлевской поддержке, благодаря которой Александр Лукашенко взошел на высший пост в белорусском государстве и обеспечивает фактическое политическое бессмертие. К сожалению, среди наших политологов и других социальных писателей нет фигур, которые одним своим авторитетом могли бы вывести этот тезис за рамки прагматической политической дискуссии. Поэтому приходится считаться с обстоятельствами, вступая время от времени в полемику с весьма многочисленными и энергичными его сторонниками.

 
Занятие это хоть и малопродуктивное, но любопытное.
 

В начале текущего года сторонником прокремлевской версии воцарения А. Лукашенко выступил Вячеслав Кебич, опубликовавший толстенный том мемуаров о своем пребывании на белорусском политическом Олимпе и истории своего свержения в результате безуспешного соперничества с Александром Лукашенко.

 

"Мог ли я не проиграть? Конечно, мог", — задается вопросом и тут же отвечает Вячеслав Францевич. И перечисляет аргументы: "Если бы сполна задействовал, причем на совершенно законных основаниях, административный ресурс, как это делается теперь у нас, в России, в других странах. Не сделал этого по глупости. Понадеялся на свой штаб, понадеялся на местную власть, местная власть понадеялась на авось... Если бы потребовал от государственных СМИ не забывать о своем государственном статусе и поменьше лить грязь на власть; если бы взял деньги богатых спонсоров, нанял профессиональных политтехнологов, поощрил активистов инициативных групп; если бы, пользуясь дружеским расположением Ельцина, Черномырдина, убедил Кремль, что Беларусь никогда не повернется к России спиной, не пойдет в объятия Запада. Такие прогнозы делались некоторыми спецслужбами, и они подыгрывали не мне, а Александру Лукашенко, игравшему моими же интеграционными козырями..."

 

Теперь, "холодным умом", Кебич ясно видит причины провала. Другие кандидаты уже на старте имели фору перед премьером, поскольку формально никто из них не отвечал за состояние экономики. Всех собак вешали на правительство, а значит, лично на Кебича. Страна переживала серьезный экономический кризис, вызванный последствиями распада Советского Союза. И это подогревало протестные настроения, которые всегда направлены против власти.

 

Подыгрывая кандидатам в президенты, считает Кебич, государственные СМИ отдавали предпочтение не аналитическим публикациям, в которых разъяснялись истинные причины падения жизненного уровня, а популистской пропаганде, разоблачениям, на первые страницы газет выносились дешевые сенсации. Социологические службы распространяли недостоверную информацию о настроениях избирателей. Желаемое выдавалось за действительное. Грубейшие ошибки допустил "я сам" при формировании избирательного штаба. В нем оказались люди, руководствующиеся не государственными интересами, а личными амбициями, конъюнктурными соображениями.

 

И итоговый аккорд: "Да, я мог бы победить. Но, увы, у истории нет сослагательного наклонения...".

 

Да, если бы у бабушки росла борода, то она была бы дедушкой. Но все дело в том, что Кебич на самом деле не мог победить на выборах, но мог стать президентом. Даже после вчистую проигранного Лукашенко первого тура. Достаточно было, как говорят артиллеристы, остановить стрельбу, записать расход боеприпасов и, трезво оценив возможности, открыть огонь на поражение наиболее важных целей. Как это и предлагал опытный номенклатурный боец Иван Антонович, реально оценивший шансы: "...не ходить на второй тур, использовав для этого политтехнологические аргументы, а затем искусственно созданную заминку обратить на пользу себе". Реакция Кебича: "На что вы толкаете меня, Иван Иванович? Что скажут обо мне люди?.."

 

Как говорится, без комментариев. Но тогда незачем было и в драку лезть. А так получилось будто бы понарошку и в насмешку над всеми другими кандидатами (кроме Лукашенко), с пренебрежением к собственным сторонникам и остальным белорусам, которых даже с учетом бешеной популярности Лукашенко, как показали итоги выборов, оказалось большинство. Для которых номенклатурная фигура Кебича была на самом деле меньшим злом. Именно их Кебич в итоге на многие годы лишил всяких перспектив. Так что Антонович дело говорил.

 

Но речь пока о другом. О том, что народ сбился с ног в поисках "руки Москвы", которая "все это нам устроила". И сейчас многие люди, ознакомившись со стенаниями Вячеслава Францевича, принимают за чистую монету его слова о том, что кандидат в президенты Кебич, пользуясь дружеским расположением хозяев Кремля Ельцина и Черномырдина, мог бы убедить их в дружеском расположении Беларуси к России в случае его победы. Мог бы, но не захотел, не посчитал нужным, не счел возможным унижаться...

 

А вот "некоторые спецслужбы", как утверждает в своих записках Кебич, в рамках морали не удержались — подыграли Лукашенко, который играл "моими же интеграционными картами".

 

Похоже, автор мемуаров так и не понял, в какие же игры он играл. Начнем с того, что положение реформаторов во главе с Ельциным, тогда триумфально вошедших в Кремль, стало вскоре напоминать положение Наполеона и его армии, вошедших в Москву. Как и Наполеон, Ельцин в Кремле вскоре почувствовал себя окруженным всей великой Россией. Он пришел дать волю, а начал с либерализации цен, что привело к их росту. Ожидали — к небольшому (в противном случае Ельцин обещал лечь на рельсы), получилось — к огромному росту цен при одновременном коллапсе всей экономики. Буквально так: где стол был яств, там гроб стоит. Волосы встали дыбом.

 

Но не ложиться же в самом деле Борису Николаевичу на рельсы. Пришлось маневрировать, благо первоначальный политический капитал у Ельцина был (по своему происхождению — протестный, как и у кандидата в президенты Беларуси Лукашенко некоторое время спустя.) Но уже к концу 1992 года пришлось отправить в отставку Егора Гайдара, в котором персонифицировались все неудачи реформ, и заменить его "крепким хозяйственником" Виктором Черномырдиным. Не ретроградом, но и не безудержным новатором. Скорее, психотерапевтом: "Нам нужен рынок, но не базар".

 

"Сдача Гайдара" принесла временное успокоение, но привела к потере качества. До этого Кремль мог наступать, не оглядываясь на тылы и фланги, теперь же брел вперед (назад нельзя!) будто по минному полю. Начавшаяся приватизация госсобственности (по необходимости передел уже частично разделенного или присмотренного для себя "лучшими людьми") требовала ревизии сохранившихся в неприкосновенности властных отношений на всех уровнях, кроме высшего, что сформировало многочисленные группы активных противников политики реформ. Имея разные и порой противоположные интересы, они сходились в одном: Ельцина надо убирать.

 

К этому же склонялся и электорат, чего в Кремле по непонятным причинам не замечали.

 

Вполне ожидаемо (поводом стала затеянная президентом России конституционная реформа) в 1993 г. разразился политический кризис. Кульминацией стало октябрьское противостояние президента и Верховного Совета, которое переросло в вооруженное столкновение. Разрешилось все расстрелом Белого дома из танковых пушек и пленением зачинщиков бунта, который был и "бессмысленным", и "беспощадным". Благо не стал масштабным.

 

Обстрел здания ВС транслировали в прямом телеэфире на весь мир и, что называется, на все СНГ. Полагаю, этот сюжет не добавил популярности Ельцину в России. А в Беларуси многие еще даже не осознавали себя гражданами суверенной страны и воспринимали происходящее как общую беду.

 

Кебич не мог не видеть этого репортажа. Интересно бы узнать: о чем он при этом думал? О том, как попросить помощи у Ельцина и Черномырдина? Или о том, что его подпись тоже стоит под Вискулевским соглашением, констатирующим формальную кончину СССР? О том, что подписи Лукашенко там нет?

 

Но и в Кремле должного понимания случившегося не было. Демократическая Россия в декабре с легким сердцем пошла на выборы в воссозданную Госдуму и с треском проигрывала. "Россия, ты сошла с ума!" — нервически воскликнул, кажется, Юрий Афанасьев, когда на табло в телестудии начали высвечиваться результаты. От Владивостока и Камчатки и далее на запад победно шествуют ЛДПР Владимира Жириновского и другие "антиельцинисты". Вместо "элегантной победы" — оглушительный провал.

 

Беда, разумеется, но не смертельная: отрицательный результат в политике, как и в науке, тоже результат. Урок для умных людей. И они поняли, что при существующих настроениях электората "главные выборы" не выиграть ни при каких ресурсах. Вообще выиграть можно, конечно, но для этого надо отменить выборы.

 

Ограничились тем, что "забыли" о некоторых пунктах ельцинского конституционного указа, где было сказано, что после декабрьских думских выборов 1993 года 12 июня 1994-го будут проведены выборы президента России. Впрочем, что значит забыли? Деликатно не напоминали общественности об этом неосторожном намерении, что было сделать относительно просто, поскольку победы на президентских выборах Владимира Жириновского, лидера партии думского большинства, в равной степени не желали ни ельцинисты, ни их оппоненты.

 

А для тех, кто помнил и интересовался, была придумана получившая впоследствии широкое практическое применение отговорка. Поскольку в первый раз Ельцин победил по советской еще Конституции, то утверждение новой расценили как автоматическое подтверждение его полномочий, полученное от избирателей. Большинство из которых (так уж получилось) голосовали не за Ельцина, а за Жириновского.

 

Забыть обещанное было несложно. Поскольку на референдуме была принята Конституция, то юристы решили, что она указ Ельцина как бы отменила, поэтому нет никаких юридических препятствий для переноса президентских выборов на 1996 год. Этот же трюк был проделан и белорусскими юристами, обосновавшими правомочность "обнуления" первого срока Александра Лукашенко после референдума 1996 года.

 

Не решаясь "ломать демократию через колено", Ельцина к выборам поднимали из глубокого партера, еле подняли, с шумом, едва ли не со смертельным исходом. И только после выборов 1996 года Кремль смог уделить внимание уже действующему (как казалось тамошним аналитикам) в нужном направлении строптивому Лукашенко.

 

А в 1994 году Кремлю было не до выборов в Беларуси. Да, можно было позвонить Ельцину с Черномырдиным, покалякать, попросить поддержать. Но Кебич и вся номенклатура ассоциировались у народа с "развальщиком" Ельциным, его интеграционная риторика напоминала лицемерные слезы убийцы на похоронах жертвы.

 

Кроме того, неизбежно возникал вопрос: зачем белорусская номенклатура в лице Кебича объявила эти выборы и идет во власть? Когда в других бывших республиках она уже ушла или уходит из власти. Не запятнав себя ни участием "в развале СССР", ни, пускай даже невольным, соучастием в той обвальной реформе, которую инициировал из Кремля Ельцин.

 

При всей своей декларированной честности честно ответить на этот вопрос Кебич не мог. А утверждать, подобно Гайдару, что в этом отношении "он агностик" (или гностик?), ума не хватило. Это тем более обидно, что победа была возможна и недорого бы стоила. Один из деятелей оппозиционной Кремлю ЛДПР Алексей Митрофанов, участвовавший в промоутерской кампании Лукашенко в Москве, утверждает, что после небывалого успеха первого тура Александр Лукашенко был ошеломлен открывшейся перспективой. Он считал, что номенклатура никогда "не решит его вопрос положительно", то есть власть ему не отдаст. И готов был (как и люди из его штаба) торговаться. Готов был стать не премьером даже, а, к примеру, министром сельского хозяйства.

 

Выходит, в отличие от партийного функционера Антоновича, партийный функционер Кебич диалектическим методом не овладел, из всех средств достижения цели выбрал самое негодное — пошел на теледебаты с Лукашенко.

 

Разумеется, при желании "руку Кремля" можно увидеть и в московских политологах, которые провально, скандально, но постоянно зарабатывают на всех выборах, где бы они не были.

 

Но по какому разряду тогда зачислять белорусских социологов, обещавших Вячеславу Францевичу победу еще в первом туре?

 
Вопрос есть, нет ответа...
 
Но зато есть прекрасный повод продолжить дискуссию.

Белорусы и рынок




Вернуться в рубрику "Новости" |   Версия для печати
Все права защищены © 2024 ОДО «Бизнес-информ»
правовая информация